Импульс трезвомыслия

Реализация подобных обещаний обернулась прежде всего борьбой на «периферии» против национально-освободительного движения — в Латинской Америке, Африке, Индокитае — и завершилась в конце концов военным поражением США во Вьетнаме, вызвавшим импульс трезвомыслия, желание привести внешнеполитические цели в соответствие с реальными возможностями США. Еще при Джоне Кеннеди на смену вселенскому мессианству начал приходить прагматизм. Это нарастание прагматической линии в американской политике было сначала прервано интервенцией США во Вьетнаме, но затем было усилено вьетнамским фиаско, которое привело правящие круги США к мучительным раздумьям о «цене» вьетнамской авантюры для самого американского капитализма, необходимости более реалистической увязки между внешнеполитическими целями США и средствами, имеющимися для их реализации. Отсюда и подход президента Р. Никсона, провозгласившего, что «наши (американские.— Авт.) обязательства должны определяться нашими интересами, а не наоборот» 4. Идеологи «трехсторонности» при президенте Дж. Картере подчеркнуто ограничивали поле «американской ответственности» зоной развитого капитализма. Такой преждевременный, с точки зрения ультраимпериалистов, отход на более безопасные позиции вызвал внутри правящего класса США шовинистическую реакцию. Ее результатом явилось преобладание в идейной платформе президента Р. Рейгана, пришедшего к власти в США в 1981 г., стремления не только приостановить тенденцию к сдержанности на мировой арене, но, наоборот, вернуть времена вседозволенности. При Р. Рейгане военный шантаж, бряцание оружием, нагнетание военной истерии стали альфой и омегой официальных документов США и речей американских лидеров.

Послевоенная американская внешняя политика при всех ее поворотах и изменениях имеет целый ряд черт, позволяющих рассматривать ее как цельное, весьма однородное явление. О чем конкретно идет речь?

Первое — это нежелание — настолько сильное, что оно превращается в неспособность,— американского руководства видеть на международной арене равных партнеров. Отсюда склонность к патерналистскому подходу к союзникам и пренебрежительному — к противникам. Это высокомерие американской дипломатии прослеживается даже в отношениях США со своими ближайшими друзьями: в Вашингтоне с легкостью решили пустить под откос все послевоенные планы Лондона, не без тайной корысти восприняли трудности приспособления Парижа к послевоенной обстановке. Немалая доля пренебрежения сквозила и в подходе США к побежденной Италии. Что же касается главных поверженных противников военных лет, то Германия и Япония воспринимались (до тех пор пока это было возможно) как ничтожные величины. Восстановление потенциала Западной Европы и Японии постепенно заставило Вашингтон учитывать экономические и иные возможности новых политико-экономических величин, но отнюдь не поставило американское отношение к ним на фундамент равноправных отношений, в том числе внимания и уважения к мнениям и советам партнера.